Нас было двое - я и длинный Мотя дедулик...
Так, пантов навел, можно перейти и к про заек.
        После полугода ожидания, наконец-то приобрел недурственный ствол. Радости конечно, телячьих восторгов, жажды крови, не было предела. Вылизал его, урча от удовольствия, навесил кучу вкусных цацок, пристрелял, и на второй день после прибытия в дальние ибеня Усть-Енисейской тундры, обозрел горизонт на предмет массового геноцида местной пернатой фауны.
        Весь в камуфле, сапоги конацкие, с байковыми портянками, режек финский в ножнах, винт на спецназовском, трехточечном тактическом ремне, на голове накомарник казуал-дизигн, в башке муть, дичь и жоппо. Не иначе - азмъ есть Гойко Митич.

        Еще когда я вышел из станции, и задорно звеня навешенными на меня девайсами, съехал на жоппе со скользкого пандуса, развеселив двух леммингов и одну трясогузку,  в небольшой, разумный участок мозга поступил сигнал – «Бро, песдуйка спать после ночной смены, а то отключу и эти стодвадцать разумных клеток, забудешь что дрочить, как, и чем»
        Голосу Разума, я как обычно не внял и принял направление Зюйд-Зюйд-Ост, х/з куда это, думаю что по левую руку от вышки ориентира, в направлении Большой Хеты, мимо чума гуронов, с обосранной западной стенкой.

Отвлекусь на размышления…
        Вот почему у них чум обосран на одном участке? Эта загадка не давала мне покоя, и как-то в отсутствии хозяев, я провел следственный эксперимент. Залез в чум, закрыл глаза, представил, что за шкурами снаружи гудит пурга, под шкурой полога визжит гуронский малолетний опарыш, щурит в дыму глазами уёбищьное гуронское скво, готовя что-то вонючее на открытом огне, стало тоскливо на душе, и мне тут же захотелось пасрать. А ведь на улице какбэ пурга. Что в таком случае делать ровному поцону? Правильно, минимизировать потери! На ум пришло разрезать чутка стенку чума с подветренной стороны и выставить дуло в относительно спокойное извне. Чу! А отверстие-то уже есть! Значет мысль правильная. Приноровилсо, дал залп, пашол гуталин!
        Размяв бумажку и оформив протокол следственного эксперимента, вышел наружу, и поразился академичности и прозорливости ума, обнаружив свою срань четко на зачеркашенном участке чума…

######################

        Зашагал в сторону от поселка. Бред из головы выветривается свежим ветром. Что-то меняется в тебе, сознание выворачивается наизнанку.

        Тундра. Что может с ней сравниться? Весь этот восторженный лепет о красотах игрушечных побережий лагун с белыми пляжами, о буйстве зелени сельвы, о сухом ничто саванн – все это пыль, в сравнении с ее дикой недоверчивостью, и пренебрежением к Покорителю в образе человека. Ты ее можешь полюбить всем сердцем, а она, в ответ, может лишь дать тебе шанс выжить, держа твою жизнь на коротком поводке, и с легкостью перерубить его, просто по настроению, как по прихоти своенравной, знающей себе цену Женщины, позволяющей себя любить, не отвечая взаимностью. И ты, полюбив ее один раз, с махровым мазохизмом будешь мучиться всю оставшуюся жизнь, находясь в разлуке с ней, не смотря на любые окружающие тебя в этот момент красоты.

        Когда исчезли из вида признаки присутствия людей, стихли чужеродные дикой воле звуки, я остановился и по обычаю, принятому еще в детстве, мысленно поздоровался с Тундрой, попросив ее быть сегодня хоть немного благосклонной к своему обожателю. Вторая половина августа, конец лета. Уже совсем по «материковски» есть день и ночь. И погода становится все более промозглой, с постоянными холодными ветрами, и возникающими из низкого, тяжелого неба, дождями. Все явственней ощущается запах осени, запах предвестницы долгой, временной, темной смерти. Хозяйки этих мест – зимы. Ветер дует сильно и постоянно, кусты вокруг даже не колышутся, а просто пригнулись в его направлении, и когда идешь ему навстречу, то кажется что воздух сильно сгустился и тебе приходится с силой упираться, чтобы преодолеть его сопротивление. Зато когда он дует в спину, есть ощущение, что тебя кто-то постоянно поддерживает, даже возникает мысль, что можно просто вот так присесть на эту упругую воздушную подушку, и идти становится легко и свободно.

        Все еще окружает зелень, но и она уже с сероватым оттенком, и уже по-осеннему разбавлена яркими цветами ягод, грибов, серебристыми лишайниками и полями воздушной пушицы. Под ногами нет ровной поверхности, что-то постоянно чавкает и булькает под давлением подошвы сапога, когда идешь по болотам, или упруго прогибается волнами, на мягком батуте мха. Вечные ямки и кочки, ступня постоянно изгибается под разными углами, что сильно снижает скорость, и начинаешь быстро осознавать цену каждому лишнему килограмму в рюкзаке. Понятие «идти по прямой» отсутствует. Редко бывают участки в сотню метров, а так приходится постоянно кружить, обходя совершенно непроходимые кусты тальника, спотыкаясь о жесткую проволоку ветвей карликовых березок, искать обход возникшему на пути озеру, осторожно вытаптывать брод в речке или ручье, надеясь не провалиться почти по пояс одной ногой в незаметной ямке. Иду уже привычным темпом, когда приходится высоко поднимать в шаге ногу, переваливаясь как медведь, осторожно перенося центр тяжести с одной ноги на другую. Вниз не смотрю, смотрю по сторонам, замечая, как полярная сова бесшумно пикирует на разомлевшего, под неожиданным лучом солнца, лемминга. Над головой с громкой руганью проносятся, не поделившие чего-то, хищный грациозный канюк и пара быстрых черноголовых крачек. Как всегда неожиданно, из-под самых ног, с шумом взлетает еще по-летнему пестрая куропатка, отлетает недалеко и тяжело приземляясь, гогочет презрительно, осознавая наверное, что как гастрономический объект, она, в это время, совершенно не привлекательна.

        Остановился отдохнуть и перекурить. Присесть некуда, все вокруг кажется сухим на первый взгляд, даже лишайники, напоминающие засохшие кораллы, но это все губка, обильно пропитанная водой, и подмачивать «репутацию» или рюкзак, совсем не хочется. Сверился с GPSкой, наметил маршрут до пойменных низин Большой Хеты. Там среди кустов, есть мелкие озерца и болота, где все короткое лето, утки выводили потомство. Сезон охоты откроется еще через неделю, но не могу себе отказать в одном гастрономическом пристрастии, уж очень нравятся запеченные в духовке утята, еще не ставшие на крыло. Пуховички по-нашему. Добуду пару и отправлюсь назад.

        Первое большое озеро, которое придется обходить. На его серой поверхности, близко у берега, замечаю гагару. Она, время от времени, исчезает, проваливаясь в ложбинки темных волн. Странная вообще птица. Летает как кирпич, но зато плавает и ныряет, не хуже подводной лодки, во всей красе ее непредсказуемости. И так же, практически полностью погружена в воду. Над поверхностью видна только короткая змеиная шея, длинная клиновидная голова и чуть выступающий над водой бугорок полосатой спинки. Как объект охоты, для пропитания, она интереса не представляет. Вонючая, питается рыбой. Но вот попытаться обмануть и добыть эту непредсказуемую торпеду, очень даже доставляет.

        Аккуратно подкрадываюсь к берегу под прикрытие кустов. И все же, уже почти дойдя до намеченной точки, обнаруживаю себя. Мгновенный всплеск, и гагара ушла под воду. Быстро перевел винтовку в боевое положение, клацнул затвором, досылая пульку, и прикинув направление нырка, бегом побежал вдоль берега. В этот раз мне удалось угадать. Гагара всплыла метрах в восьмидесяти, вскидываю винтовку, навожу сетку оптики на цель, выстрел, и за долю секунды, когда пуля со шлепком зарылась в воду, гагара опять нырнула. Мне только еще один раз удалось угадать ее направление, в остальных случаях она меняла его под водой и всплывала за спиной в паре сотнях метров. Пульки у винтовки легкие, капризно реагируют на любое движение ветра, плюс еще необходимо точно выбрать поправку по вертикали на ходу, не применяя дальномера. От этих движух, уже взмок в переизбытке адреналина. С трудом заставил себя признать поражение. Свободно, не таясь, выпрямился, крикнул наглой птице все, что о ней думаю, перевел, движением ремня, винтовку на грудь и потопал по маршруту к основной цели.

        Выбрать время для охоты мне не представляется возможным, все же нахожусь на работе, и потому дойдя до поймы, понял, что уток мне сегодня не видать, уже почти полдень…

        Опять ВиМ получаеццо, букаф многа, опущу другие подробности. Как набрел на огромную поляну с морошкой, как обожрался ею и голубикой до тошноты, как двигаясь прожорливым комбайном за ягодой, умудрился попасть в глубокий карман, где путь домой мне перерезало озеро, а обойти его не представлялось возможным, по причине непроходимости кустов вдоль впадающей в него речки, а потому пришлось делать обратный крюк километров в пять…
        И все же, повезло выйти на выводок и добыть пару утят. Усталость после ночной смены уже достаточно сильно дает о себе знать, и повесив утят за ремень, как мог быстро, двинул в сторону поселка.

############################

        С первыми звуками свистящих вдалеке турбин, и узрев длиннющую мачту связи, в мозгу пробудился здоровый в своем идиотизме, разумный участок мозга:
- Ну чо ибалоид, проветрилсо? Дрых бы щаз воронкой кверху, аккурат после чюдново рукаблудия, ан нет жэ, подавай красоты и прочие хляби небесныйе! И кстате, шол бы ты мима бывшево свинарнека, дорога там зоебись, можно ещо и пару бронекаров притушить…

        В этот раз, прислушавшись к Голосу Разума, хуй меня понес в сторону свинарника. Бронекаров я не обнаружил, зато когда выходил за старые постройки, увидел самодельную ловушку на горностая. Еще подумал, что каково хуйа ловить эту прелестную жывтонэ не зимой? Мех говно! И тут во мне стали бороцца аццкие противоречия. С одной стороны желудок требовал кровавого потрошения упитанных утят, а с другой, разумный участок мозга, требовал жуткой мести, угрюмой пакости и жертвы. Разум победил. Подойдя к ловушке, я отвязал одного утенка и сунул его в клетку. Посмотрел. Вижу, нет чоткой завершенности композиции. Нет перфоманса и готики. Раскрыл клюв утенка и сунул ему в пасть висящую приваду. Вот теперь самое оно то! Кровожадный утенок-мутант, не имея крылышков для полета туловищем, преодолел пару километров от ближайшего озера, перепрыгнул ограду, атаковал клетку сверху, накинулсо на приваду, да так и зажмурилсо с куском хариуса в пасти, подавившись в аццком инфернальном порыве. К сожалению, батарейне мобилы, вздроченная частым туда-сюда GPSкой, была уже на сносях и финальную композицию сфотать не удалось, ибо она снесла-таки ОС Симбиан, в последнем выдохе пикселяме.
        Злорадна представляя как родиццо на промысле новый миф о Чорном Утенке, я гаццки потирал ручьки.

        Вот уже наш объект, пройти осталось еще тройку сотен метров, и в это момент правая нога уходит глубоко в вонючую жыжу технологического болота. Черпанул сапогом. Что бы прекратить дальнейшее перемещение туловища в горизонтальное положение, я сую туда же второю ногу, цепляюсь в глубине за ёбане проволоку и с размаху валюсь вперед, выставляя руки, и возмущенно констатируя – Да ну…!!!  Руки провалились в жижу не ощутив опоры, и потому окончание фразы «Да ну нахуй!!!», я уже пробулькал, окунувшись ибальнеком по самые уши.

        Когда я вышел к станции, с принайтованным к ремню утенком цвета осеннего нефтепродукта, хлюпая сапогами так, что фонтаном выбивало из голенищ подозрительную жижу, с ебальнеком глубоко напуганного омерикантсково новобранца впервые утопшево в болотах въетнама, и выплевывавшего, с позываме на парыгать, неперебродившие фракции углеводородов, надомной ржале пара педаразов леммингоф, живущих в гломурной клумбе, сделанной из покрышки от К-700, три трясогузки, и проезжающий мима, в кабине вахтовке, водила.

        Уже в теплом помещении, дабы не уронить себя летсом в глозах вновь принятого на работу салаги коллеги, я небрежно накинул полотенце на руку и твердым шагом взошол в баню. В след услышал паткинутово льстива леща:
- Вы новерное песком моетесь?/типо намёк на суровые будне бывалого нефтянека/
На что я, не повышая голоса, процедил:
- Песком моюццо гломурные цацы! Ровные нефтянеки, моюццо кирпичом. Силикатным! /в этот момент я судорожно прятал в карман мыло Камей с ароматом лованды/

Tweet